Мне срочно нужно ускориться! Я попытался вспомнить ощущение эйфории, которая позволяла мне совершать невозможное. И, чудо, я нашел в себе жалкие крохи этой энергии, и мир послушно замер вокруг! Моя любовь Леночка несла на металлическом подносе огромный страшный шприц. Прямо сейчас она стояла в паре шагов от меня. Я подпрыгнул, схватил шприц и метнул его как дротик.

Игла воткнулась в щеку брюнетки. Певунья, замолкла на миг, а потом той же необычайной резвостью, что и я демонстрировал только что, подбежала ко мне, схватила за руку и страшно, отвратительно закричала.

Все, кто был в больничном коридоре рухнули на пол, зажимая уши, тщетно пытаясь заглушить этот вопль, у кого-то пошла кровь из носа и ушей.

Певунья обхватила мою шею руками, мы, не разрывая объятий, провалились сквозь пол, а потом и сквозь землю. Я вспомнил почему-то кроличью нору, поглотившую рюкзак. Мы упали не в кучу осенних листьев, как Алиса, а в прохладную воду, пахнущую тиной.

В прошлой жизни я неплохо плавал. Но мальчик, которым я стал, был не в лучшей форме, да и больничная сорочка намокла, облепила тело и сковала движения. Какая-то живность ухватила меня за ногу, но зубы у нее оказались не слишком острые, я лягнул тварюгу, и она отцепилась, вскипевший адреналин дал мне сил всплыть на поверхность.

Певунья восседала на огромном листе кувшинки, косплея старушку Тортилью. Помните черепаху, которая пела «Триста лет тому назад» в хорошем старом фильме? Эта же примадонна позировала в сексуальном мокром платье на сногсшибательном теле. Я вцепился в край ее «плота» и попытался вылезти из воды. Дамочка посмотрела на меня злобно и занялась любимым делом: запела. На меня ее вокал особого впечатления не произвел, наверное, после ее гастролей в больнице я приобрел иммунитет. Но, возможно, песня предназначалась не мне. Голод подсказал, что под водой ее слушают опасные твари, которые не прочь закусить мной.

Меня снова кто-то схватил за ногу, на этот раз — рукой. К счастью — скользкой. Так что я быстро вырвался и погреб саженками к зарослям рогоза. Примета не подвела, трава эта, которую все почему-то считают камышом, росла у берега, и вскоре я почувствовал твердую почву под ногами.

Сексуальная «черепаха Тортилла» не унималась. Ее голос давил на уши. Мое вновь обретенное чутье подсказывало, что твари, живущие под водой, плывут ко мне, повинуясь ее приказу. Голод кричал, что я должен убить их, но прежде — вокалистку, сегодня она — блюдо от шеф-повара.

Плыть к ней — не вариант, надо приманить стерву поближе.

— Я узнаю эту мелодию! — мой голос прозвучал жалко на фоне прекрасной оглушительной песни, но дамочка меня услышала.

Лицо певички исказилось от злости, потеряв всякую привлекательность. Вокал сделался громче, но я начал ей подпевать.

— Нам бы нам бы нам бы нам бы всем на дно! Там бы там бы там бы там бы пить вино.

Когда-то я обладал приятным баритоном, даже лучше Фрейдовского, но сейчас, после купания, травмы гортани и прочих неприятностей, поначалу я только хрипел, но постепенно, к моему собственному изумлению, голос набрал силу.

— Там под океаном мы трезвы или пьяны не видно все равно!

«Песня-то женская, — пришла в голову мысль, — глупо, глупо, глупо!»

Слегка застеснявшись, я пропустил припев по любовь к морякам и дьяволам, и продолжил со второго куплета:

— С якоря сниматься, по местам стоять! Эй на румбе-румбе-румбе так держать! Дьяволу морскому возьмем бочонок рому! Ему не устоять!

Дамочка не устояла. Пение ее стало выше на добрую октаву, и, повинуясь неслышным для меня приказам, кувшинка «снялась с якоря» и двинулась в мою сторону. Не любят творческие люди конкуренции, одно слово «нарциссы». Доплыв до стены рогоза, певунья остановилась, увы, по-прежнему вне досягаемости.

Дамочка прервала пение и громко повелительно крикнула что-то неразборчивое.

Из воды, безжалостно ломая рогоз, полезли существа, напоминавшие людей, но с толстым «тюленьим» телом и жабьими лицами на почти человеческих головах. Были среди них и мужчины, и женщины, одинаково отвратительные. Эти «русалки», скорее всего, и хватали меня за ногу под водой. Опасными они не выглядели, я помнил их скользкие руки и беззубые укусы, но их было много, а я устал. Мне не хватало оружия и тренированного тела.

Жабо-люди облепили меня со всех сторон, с минуту я успешно отбивался, выкручиваясь из их скользких объятий, щедро раздавал тумаки, но «русалки» не кончались, перли толпой из зарослей, и я почти сдался.

Пуля пролетела у меня над ухом и слегка обожгла меня. Голова жабо-мужичка разлетелась, обдав меня кровью. Это моя судьба в этом мире, сражаться голым и в крови?

— Держи, — раздался грубый женский голос.

У моих ног воткнулся в землю тесак. Я подхватил его и начал рубить тварей направо и налево. С каждым ударом меня охватывала подруга Эйфория.

Незнакомка активно мне помогала, расстреливая «русалок» из карабина. Очень быстро мы остались одни на берегу среди трупов. И только певунья злобно зыркала с листа кувшинки. Убедившись, что осталась одна, «Тортилла» издала непрекращающийся вопль на одной безумно высокой ноте. Моя спасительница упала на колени, из ушей у нее пошла кровь.

— Убей гадину! –прошипела она.

Я подхватил оброненный карабин и пристрелил певунью.

Теперь, когда все кончилось, я смог рассмотреть спасительницу. Ею оказалась блондинка лет тридцати, коротко стриженная, стройная, но мускулисто-плотная. В памяти всплыли мастерицы боевых искусств из бэшек моей юности, например, Синтия Ротрок.

— Соня! — спасительница поднялась без моей помощи и уже после протянула мне руку.

— Белая Соня? — зачем-то пошутил я.

— Белая? — не оценила юмора спасительница.

— Ну не рыжая же, — улыбнулся я.

Блондинка посмотрела на меня настолько недоуменно, но я только рукой махнул.

— Проехали. Спасибо, что пришла на помощь.

— Надо выбираться отсюда, потом поболтаем.

— А где мы?

— Это называется «трещина» или «осколок», потом объясню.

Соня подтолкнула к моим ногам крупную дорожную сумку.

— Прикройся, братец. Хорош помидорами светить.

Я и не заметил, как в пылу схватки мое больничное одеяние превратилось в лоскуты. После купания я выглядел слишком сексуально для приличного человека.

В сумке нашлись пара белья, кажется, чистого, джинсы, футболка и кеды. Завершал комплект белый медицинский халат, куда же без него. Одежда выглядела поношенной, но чистой. Только кеды разваливались на ходу. На футболке было нарисовано чудище, чем-то напоминавшее чужого ксеноморфа. Интересно, есть ли в этом мире Ридли Скотт и Кэмерон?

Я смыл с рук и лица кровь и тину, потом влажными руками протер торс, стараясь не слишком намокнуть.

Одежда более-менее подошла по размеру, и я только сейчас понял, как замерз.

— Хлебни, — Соня протянула мне металлическую фляжку.

Я не стал капризничать и глотнул дешевого коньяка.

— И как из трещины выбираться?

— Да просто, — ухмыльнулась Соня.

Моя новая подруга схватила меня за руку, и мы почти мгновенно оказались в больничном коридоре, с которого началось приключение. Мне опять почудилось падение в нору или, если угодно, парение в аэродинамической трубе, но все закончилось быстро, я не успел прислушаться к своим ощущениям.

— Резво сваливаем, — шепнула Соня.

Концерт, устроенный черноволосой певичкой, явно не вызвал большого переполоха. Никто не обращал на нас особого внимания. В моей, уже бывшей палате я заметил спины Фрейда-Марцевича и громилы-полицейского, что навещал меня давеча. Они уставились на пустую кровать как бараны на новые ворота. Я не хотел им мешать и как можно тише миновал опасную дверь.

Белая Соня решительно зашагала по коридору, я старался не отставать. Без особых препятствий мы вышли на парковку и уселись в автомобиль, черный, с незнакомым логотипом, похожий на баварскую трешку или любой другой шустрый седан.

Соня молча вела машину, а я с интересом рассматривал незнакомый город. Нормальная двухэтажная Россия, резные ставни и наличники, деревья вдоль дороги, никакого неуместного неона, зато много вывесок в стиле ретро. Ехали мы по вполне приличному асфальту, тротуары не были оккупированы плиткой. Только местами возникали «островки красоты» перед магазинами. Люди, одетые современно и красиво, спешили по своим делам, но не слишком быстро, не как в столице.